О поколении

Я родился в 1967 году в Бейруте. Здесь же появились на свет два моих старших брата и сестра – мы относились к третьему по счету поколению. Спасаясь от смерти во время Геноцида, дед пятнадцатилетним подростком босиком добрался до Ливана. Отец родился уже в бейрутском квартале Ашрафие – его не стало, когда мне исполнилось одиннадцать. Жаль, что он так и не дождался независимости Армении.

Едва открыв глаза, мое поколение увидело войну. Мне было восемь лет, когда началась гражданская война в Ливане, и с первых ее дней наш дом оказался на расстоянии меньше восьмидесяти метров от окопов. Когда в 1990 году я уехал в Армению, война в Ливане еще не закончилась. Таким образом, почти двадцать лет сознательной жизни я видел войну.

Мы получили национальное воспитание и в семье, и в школе, и в партийном клубе. Я ходил в армянскую школу, воспитывался в дашнакской среде, был членом юношеской, потом молодежной партийной организации, вступил в партию. Мы старались хранить национальные ценности, национальное достоинство. К примеру, когда случались мальчишеские стычки между нами и арабскими подростками, личные обиды задевали нас не так сильно, как оскорбления в адрес Армении или нашей нации – такое мы не прощали.

Хотя наше поколение родилось и выросло в Ливане, мы никогда не чувствовали себя ливанцами. Как и многие другие, я с детства мечтал вернуться в Армению. И нашему поколению повезло – мы получили такую возможность.


Детство и война

Конечно, в детстве трудно понять ценность жизни. Для нас, детей, атмосфера войны была захватывающей – здесь человек мог очень ярко себя проявить. Я всегда думал о том, что когда-нибудь с оружием в руках должен оказаться в Армении, хотя не говорил об этом вслух. Пять лет назад, когда мать была еще жива, я нашел свой рисунок времен детского сада, о котором давно забыл: трехцветное знамя на вершине горы Арарат и винтовка.

В восемь лет я первый раз держал в руках оружие, и с тех пор сохраняю к нему любовь. Каждое утро мы, дети, просыпались на рассвете в пять-шесть часов (именно в это время начиналась особенно активная перестрелка) и бегали собирать гильзы, которые потом сдавали как медь на переплавку. На вырученные деньги сами покупали патроны и предлагали их бойцам – в обмен на десять патронов нам разрешали один раз выстрелить из винтовки. Тогда, в начале конфликта, основным оружием были ружья и карабины, потом на вооружении уже появились «калашниковы», «М-16».

С детства у меня была пневматическая винтовка, в четырнадцать лет я купил на свои сбережения свой первый боевой пистолет. И до отъезда в Армению всегда имел его при себе. Куда бы я ни ездил в Ливане, тем или иным способом мне удавалось миновать посты и проверки – сказывался присущий молодости авантюризм.

В условиях войны человек быстро взрослеет. Уже с 15-16 лет я начал задумываться о национальных задачах, сохранении общины, преемственности поколений. Жить ради удовольствий у меня не было желания – сама ситуация толкала меня больше в сторону национального. В атмосфере войны у всякого народа происходит кристаллизация, и если ливанская община имеет свои особенности, отличающие ее от других, – причина этому война, которая укрепляет и очищает. В нашем поколении положительные стороны национального чувства были выражены сильнее, чем у предыдущего, хотя обычно действует обратная закономерность – крепость со временем разрушается и человек слабеет. Но война заставила нас отказаться от всего чуждого, к чему мы уже привыкли в своей жизни – например, мы отныне предпочитали слушать армянскую музыку. И еще у нас с детства укоренилась идея справедливости. Помню такой случай. У нас выращивали особый фрукт, который называли «нор ашхар». Мы, трое ребят, залезли в чужой сад, нарвали фруктов, потом высыпали их на землю, чтобы поделить. В конце от всей кучи осталось две штуки – как их поделишь на троих? Мы их выбросили, чтобы не нарушать равенства – эту идею мы понимали с детства.


Образцы для подражания

Наше поколение всего лишь на несколько лет отличалось по возрасту от ребят из лиссабонской пятерки. Один из них – Седрак Аджемян – состоял в нашем клубе. Их гибель, их подвиг оказали на нас большое влияние. Мы уже выбрали свой путь и надеялись однажды тоже проявить самопожертвование. К нашему сожалению, в то время показательные вооруженные акции против Турции уже были прекращены, и мы вынуждены были взяться за воспитательную работу. Уже в раннем возрасте стали заниматься воспитанием следующего поколения – идейным и физическим.

Для меня были авторитетами также фидаины и национальные деятели начала двадцатого века – Никол Думан, Арам Манукян, Ростом и др. Эти люди творили историю, они доказали не только свои организационные способности, но и преданность делу. Такого рода люди очень важны. В течение всего двух с половиной лет существования Первой республики в политической элите их было больше, чем в теперешней независимой Армении.


Боевой путь

В то время в связи с гражданской войной мы проходили также и военное обучение. Потом я сам стал военным инструктором. Когда в 1988 году в Армении началось национальное движение, я начал серьезно готовиться к возвращению и в 1990-м приехал по каналам Дашнакцутюн как военный инструктор. Меня послали на шестимесячный срок, но я отказался возвращаться обратно.

В 1990 году я побывал во многих регионах Армении, обучая формирующиеся отряды. В боевых действиях я участвовал с весны 1991 года. 30 апреля мы прибыли на помощь Геташену в день его падения. К моменту прибытия он уже был захвачен, и наши вертолеты вынуждены были приземлиться в Гюлистане. В Шаумяне мы встретили людей, спасшихся после взятия Геташена и Мартунашена, затем сменили тех, кто защищал села Бузлух, Манашид, Эркедж, Ай-Парис. В то время я был приписан к отряду в качестве военного советника. Мы, выходцы из диаспоры, старались скрываться от советских войск, которые проводили проверки паспортного режима. У тех, кто приехал из Армении, были хоть какие-то документы, а у нас не было ничего, и это означало неминуемое задержание. В боях у Ай-Париса отряды понесли первые потери – на моих глазах от огня советских войск погибло пять человек.

После нескольких месяцев пребывания в Шаумяновском районе я вернулся в Армению, в Алаверди. Там занимался военной подготовкой нового отряда из жителей города, с которым снова отправился в Шаумян. Тогда имело место отступление из Бузлуха и Манашида, очень тяжелое впечатление производила наша страшная неорганизованность – иначе и быть не могло при незрелости политического руководства и бездарности военного. Хотя потенциал мы имели, в том числе и в Спюрке. Большой потенциал был и в ближнем Спюрке – мы не смогли правильно использовать опытных армянских офицеров-специалистов из Советской армии. С самого начала все было поставлено на непрофессиональную основу, что принесло нам большой вред. Шаумян нетрудно было удержать, если бы менталитет был таким же боевым, каким стал в 1993 году. Мы могли бы оставить несколько сел и сосредоточиться в лесах, занять выгодные позиции и превратить эти села в кладбища для врагов.

В конце 1991-го я с несколькими ребятами обучал в Степанаване отряд из 56 человек, став в первый раз командиром отряда. Отряд послали с заданием освобождать Бердзор, причем провожал нас Вазген Саркисян. Двумя вертолетами отряд доставили в Гадрут, где нас встретили люди Командоса (Аркадия Тер-Тадевосяна). Но так как командующим тогда был Аго (Аркадий Карапетян), я решил найти его и совместно выработать общее решение о предстоящих действиях. Нам пришлось пешком дойти до Мец Таглара, оттуда до Тога. Вазген Саркисян обещал отправить нам в поддержку ветеранов«афганцев», предпринять другие действия, но ничего сделано не было.

В Степанакерте я встретился с Аго и Командосом и сказал им, что до освобождения Шуши проводить операцию в Бердзоре просто абсурдно. Они согласились и предложили привести отряд в Степанакерт для обороны города от атак со стороны Кркижана. Мы прибыли в конце ноября, когда советские войска еще находились там и были первым отрядом из Армении, который вошел в город открыто. Это, конечно, воодушевило арцахцев. В то время в Арцахе действовали только небольшие группы, а наш отряд был уже достаточно многочисленным. Вдобавок бойцы были не местными – из Армении и частично из Спюрка.

Здесь впервые начался процесс формирования из разрозненных отрядов регулярных рот. Мы занимались обучением карабахцев правилам организации постов, приучали экономить боеприпасы, которые были в большом дефиците – ребята были хорошие, но еще неопытные. Провели несколько удачных операций, что тоже помогло поднять еще не окрепший дух населения и бойцов.

Потом я снова уехал на три-четыре недели и вернулся уже в марте 1992-го, чтобы участвовать в подготовке операции по освобождению Шуши. Прибыл с небольшим отрядом, который быстро стал пополняться добровольцами из Армении и несколькими ребятами из Диаспоры, увеличившись приблизительно до трехсот человек. Наш отряд стал самым крупным по численности подразделением, принимавшим участие в штурме. Ход самой операции хорошо известен, она происходила на пике подъема боевого духа. Не было человека, который не хотел бы участвовать, образовалась настоящая очередь. Люди перестали бояться смерти, думать о ней.

Отряд разделился на несколько частей, большая часть под моим непосредственным началом заходила в тыл противнику. Остальные три взвода атаковали вместе с Ашотом Бекором и его ребятами. Через несколько часов мы узнали, что противник бежал. Правда, победа была для нас омрачена потерей – Виген Закарян из Бейрута, самый младший во всем отряде, скончался от тяжелого ранения. Перед началом штурма я предлагал ему остаться в Степанакерте, и бойцы постарше говорили, что его надо оставить. Но я не мог отказать в праве идти в бой человеку, который проделал такой дальний путь. Конечно, морально тяжело пережить гибель самого молодого. Мы возвращались обратно с тяжелым сердцем, но общее ликование людей было так велико, что мои ребята не могли не радоваться вместе со всеми, хотя на своих плечах принесли тело своего самого любимого товарища и только что пережили огромное горе. Сознание важности сделанного заставило забыть о своей боли.

Мы перебазировались из Степанакерта в Шуши и стали первой армянской воинской частью, расквартировавшейся в этом городе. Уже начала формироваться армия, и наша рота вскоре укрупнилась, получив статус отдельного батальона. С тех пор до последних дней войны, находясь в оперативном резерве, мы побывали на самых разных участках фронта – об этом достаточно хорошо известно. В течение двух лет с момента подготовки штурма Шуши до перемирия наша часть отсутствовала на передовой всего две недели. В рамках военной логики это невозможно, но все происходило именно так, поскольку потребность была велика.

Нам пришлось тяжелее других. Местные карабахские бойцы могли проводить какое-то время у себя дома. У ребят из нашей части не было рядом ни дома, ни родни. Военное руководство видело нашу преданность долгу и использовало ее на пользу дела, постоянно направляя нас туда, где шли тяжелые бои. В основном я принимал все поручения и только в редких случаях отказывался – в те времена такое еще было возможно. Всего в нашей части погибло 56 человек и около 250 было ранено.
 

Люди извне

В годы войны каждого армянина из-за рубежа арцахские армяне принимали с большим воодушевлением: человек оставил свою свободную жизнь и приехал разделить с ними их тяготы. Думаю, именно это обстоятельство сыграло свою роль в том, что вскоре я стал командиром. Недоверия или вообще какого-то барьера я не замечал. А если ты, будучи командиром отряда, ведешь себя во всех отношениях правильно – живешь в таких же бытовых условиях, как и твои подчиненные, на поле боя стремишься взять на себя главную тяжесть – твой авторитет еще больше возрастает. Люди даже начинают сочинять о тебе истории, легенды, где все слишком преувеличено.

Польза от приехавших из Спюрка армян в Арцахе была не столько в их численности, в передаче военных навыков или знаний. Их приезд воодушевлял людей самим фактом демонстрации армянской солидарности. А подъем духа на войне важнее всего.

Видя эту солидарность, сомневающиеся убеждались в правильности своего выбора в пользу борьбы. Из истории мы знаем, что в свое время нечто подобное происходило и в Западной Армении. Сасунцы были одними из самых боевых, но и они не организовывались для сопротивления только своими силами – извне должны были приехать люди. Нужен был авторитет – многие известные фидаины были выходцами из Восточной Армении. Сегодня в Джавахке тоже должны появиться авторитеты извне, иначе народ не организуется. Дело не в том, что на месте нет достойных лидеров, но людям свойственно недооценивать своих. Вдобавок между своими имеет место некоторая ревность друг к другу. Монте или мне доверили командование не в последнюю очередь потому, что мы были людьми извне. В этом случае ревности к назначению проявлялось меньше.


Страх

Страх возникает в самом начале боя, он длится, по крайней мере, в течение нескольких минут. Страха нет, может быть, у одного человека на миллион. Из тех, кого я лично знал, таким был Ашот Бекор. Я чувствовал страх, но с каждым месяцем войны он постепенно исчезал, и в конце войны я боялся гораздо меньше, чем в начале. На это имелась своя причина – гибель ребят, соратников. В начале войны я был атеистом, но в Карабахе понял, что есть Бог, есть душа. Когда приходилось терять близких друзей – таких как Ашот, Пето, Вардан, – я чувствовал, как духовно становлюсь крепче. Становлюсь тверже и последовательнее по отношению к делу, к доведению его до конца. Физически мы несли большие потери, но сила павших передавалась нам.

Особенно большое значение имела для меня потеря Ашота Бекора. После этого мое состояние совершенно изменилось, и страх практически сошел на нет.


Враги за спиной

Опасность может исходить и от врагов за твоей спиной. Сказать по правде, я во время войны чувствовал эту опасность как невидимую силу. Например, относительно Ашота Бекора могу со стопроцентной уверенностью утверждать, что его убили армяне. И его случай был далеко не единственным. Власть боялась людей с моральным авторитетом.

Целые две недели на одном из участков фронта в Мардакерте не было ни единого выстрела. Когда я приехал с проверкой и приблизился к передовой, противник начал минометный обстрел. Переходя от окопа к окопу, я старался держаться так, чтобы внушать уверенность подчиненным. Заставлял их лечь, а сам не ложился, поэтому и получил ранение. Точно могу сказать, что обстрел был подсказан из нашего тыла. Что это была за игра, кто в нее играл – возможно, когда-нибудь выяснится.


Партийность на войне

По существу наше подразделение возникло в результате объединения дашнакских отрядов. Нас в Карабахе называли дашнакским батальоном, а меня – дашнак Жиро. Во время войны мы не различали партийности, но чувствовали дискриминацию со стороны политического руководства. Относились к этому спокойно, не обостряли ситуацию, понимая, что война – неподходящее время для внутренних конфликтов. Из людей с партийной принадлежностью в Карабахе в то время было всего три человека из АОД – Роберт Кочарян, Серж Саргсян и покойный Леонард Петросян. Остальные, в основном, – дашнаки. Однажды был случай политического преследования, мне пришлось вмешаться, чтобы освободить посаженного в тюрьму дашнака. Но до окончания войны серьезных проблем не возникало.


Дашнакцутюн

Для меня с самого начала Дашнакцутюн был армией, а не партией. В атмосфере гражданской войны в Ливане мы видели в Дашнакцутюн средство физически защитить наш народ, и 99% этой задачи выполняла партия. Будучи фактически членом партии, я, по сути, никогда не был партийцем. Перебравшись в Армению, я не участвовал ни в одном партийном собрании, тем более что в первые годы война не оставляла на это времени.

С 1992 года у руководства Дашнакцутюн начались конфликты со мной и такими как я. Стали учитывать политические выгоды, начались интриги. В Ливане бюро Дашнакцутюн было для нас своего рода мифом. В Армении, общаясь с членами бюро, я убедился, что, к несчастью, Дашнакцутюн, по существу, оказалась не готова к возвращению в Армению. Нас огорчало качество партийной организации Дашнакцутюн в Ливане, и мы надеялись, что, наконец, появится возможность на новых, более чистых основах воссоздать эту организацию на Родине, в Армении. Но произошло как раз наоборот. Местные силы – мафия, КГБ – не позволили, чтобы пришедшая извне организация росла здесь со здоровыми корнями. С первого дня внедрили в нее своих людей и не позволили Дашнакцутюн в Армении выполнять свое предназначение. Если в те дни мы еще сомневались, кто конкретно был внедрен, сегодня это уже ясно. Такую ситуацию партия должна была предвидеть и против всякого оружия иметь свое. Следовало ограничить возможность проникновения в свои ряды, но в отсутствие ограничений подобные люди сегодня стоят у руля. Впрочем, в других партиях ситуация не лучше.

В 1990-х годах Спюрк был уже серьезно болен, и болезнь усугублялась. В Ливане ситуация оказалась здоровее, чем в других странах, по очевидным причинам гражданской войны. В противном случае она была бы такой же. Культурные факторы позволили нам остаться армянами, но организованная система у армян Ливана возникла только из-за войны. Однако партия Дашнакцутюн не предвидела распада ССР , хотя обязана была каждый день ожидать возвращения и быть наготове. Точно так же, как мы сейчас должны быть готовы к изменениям существующей в Армении системы. Вместо этого руководство Дашнакцутюн оказалось игрушкой в руках иностранных спецслужб. Не только партии не удалось возвращение в Армению, всем нам не удалось построить армянскую государственность, хотя мы здесь стоим на своей земле и имеем такую возможность.

В ССР Дашнакцутюн была под запретом – запретный плод всегда кажется сладким. Примитивная коммунистическая пропаганда фактически работала в обратном направлении. Первое время я чувствовал на себе, что большая часть населения Армении относится к Дашнакцутюн с огромным уважением. Когда же партия начала реально работать в Армении, миф рассыпался. К началу войны в Арцахе потенциал был очень велик, сотни людей готовы были приехать воевать из Бейрута, но Дашнакцутюн остановила этот процесс. Там поняли, что если сюда, в Армению, прибудет много людей, многие выяснят для себя реальную картину, общеармянский авторитет партийных лидеров упадет, и в партии произойдет смена власти. После освобождения Шуши дашнакское руководство решило больше не присылать сюда бойцов, из-за чего у нас возникли острые разногласия. С тех пор подкрепление из-за рубежа мы получали только после личного вмешательства и под нажимом.

Потенциал партии велик не только в смысле человеческих ресурсов, но также в смысле ресурсов информационных, технических, материальных. Я со всей ответственностью могу сказать, что этот потенциал был использован в Карабахе менее чем на 2%. Зачем и ради чего нужно было придерживать остальной потенциал, когда был ясен фронт борьбы? По сути, Дашнакцутюн использовала события в Карабахе для борьбы за власть в Армении.


Уход в политику

После войны мне пришлось два года отсутствовать в Армении. Каждый год я на несколько недель приезжал в Бейрут повидаться с родными. В конце ноября 1994 года я выехал из Еревана, а в начале декабря был арестован ряд членов Дашнакцутюн. В руководстве партии мне посоветовали не возвращаться, чтобы не попасть за решетку. Через два года и три месяца я не выдержал и поехал в Арцах, несмотря на все предупреждения членов партийного бюро. После этого я стал бельмом на глазу у партийного руководства, они не могли стерпеть, что я не подчинился, самостоятельно вернулся в Армению.

В Карабахе меня приняли нормально, я снова поступил на службу. В 1997 году я непродолжительное время занимал должность заместителя командира дивизии, затем был назначен командующим шестым оборонительным районом, где воинские части находились в худшем состоянии – за год я постарался привести их в порядок.

В конце 1998 года мы договорились с Вазгеном Саркисяном и Самвелом Бабаяном сформировать в Карвачаре бригаду контрактников под моим руководством. Это было составной частью моего плана по возрождению армянского населения региона. По плану предполагалось, что участники войны, узнав о моем назначении, захотят приехать с семьями в Карвачар и вступить в ряды бригады. Решение вопроса несколько раз откладывалось из-за финансовых проблем, поскольку требовалось несколько миллионов долларов. К сожалению, затем начался конфликт между Вазгеном Саркисяном и Самвелом Бабаяном, поэтому мой карвачарский проект откладывался вплоть до 27 октября 1999 года, после чего полностью закрылся.

Еще два года я оставался «в распоряжении отдела кадров» военного командования, потом увидел, что это не имеет смысла, поскольку нет надежд на реализацию проекта. До апреля 2000 года я был военным человеком, только потом начал заниматься политической деятельностью. Причиной было отношение Кочаряна и Осканяна к вопросу освобожденных территорий, когда их стали называть «оккупированными». Ни одна партия не выступала против, и нам пришлось собрать группу интеллектуалов, участников войны и молодежи, сформировать общественную инициативу по защите освобожденных территорий. С тех пор в обществе, особенно среди молодежи, изменилось отношение к этим землям. Малыми силами нам удалось добиться успеха.


Право жить в Армении

Общественной деятельностью я начал заниматься в конце 1999 – начале 2000 года. С этого времени за мной начали следить, прослушивать разговоры. Потом пригласили в ОВИР предупредить, что завтра я должен покинуть Армению. Предвидя такой поворот событий, я взял с собой орден Боевого Креста I степени. Спрашиваю: кто отдал приказ? Мой собеседник сослался на своего начальника. Я отдал ему орден и велел показать своему шефу. Через полчаса он вернулся и сказал: «Ладно, господин Сефилян, мы с Вами позже свяжемся». 

Они забрали у меня визу. А я принципиально не пошел получать новую, не для того я возвращался в Армению и воевал, чтобы обивать пороги, продлевая себе визу. Это абсурд. Обычно министерство обороны решает вопрос – дает визу на два-три года. Но с того момента, как я занялся политикой, ни один министр обороны не решился вмешаться.

Определенное время я оставался в стране незаконно, потом обратился за получением гражданства. Дважды мне без всяких объяснений отказывал Роберт Кочарян, один раз отказал Серж Саргсян. После отказа через год человек имеет право снова подать ходатайство, я так и сделал. Но сегодня наверху стали действовать умнее – обращаться за получением гражданства можно только в том случае, если урегулируешь статус временного пребывания. Я обращаюсь за визой, мне ее не выдают. Получается, что сидящий в кресле президента сам ни в чем мне не отказывает – я просто не имею права ходатайствовать насчет получения гражданства.

В декабре 2006 года меня арестовали. Сначала предъявили обвинения по статье 301 УК – «публичные призывы к насилию». Однако доказать ничего не смогли и тогда состряпали обвинение в незаконном хранении оружия – речь шла о наградном пистолете с соответствующими документами. В тот момент у Кочаряна, как я потом узнал, было намерение навсегда выслать меня из страны, запретив въезд. Руководство Дашнакцутюн вмешалось – не ради меня, но ради себя. Снова оказавшись в Спюрке, я бы смог создать соответствующую атмосферу, внести оживление в полумертвое состояние диаспоры. В результате власти решили держать меня в заключении до окончания парламентских и президентских выборов и освободили только в июне 2008-го.


Недооценка потенциала народа

В образе мыслей советского человека, унаследованном из прошлого, были и отрицательные, и положительные свойства. Вместо того чтобы избавляться от первых и развивать вторые, происходит наоборот. Социальное дно есть в любой стране, но оно должно оставаться на своем месте. В отличие от 1918 года, в 1988-1991 годах воссоздавать независимую Армению было легче. Однако все шаги с 1991 года были по сути антигосударственными. В противном случае при гораздо меньших жертвах был бы достигнут больший военный успех – не исключаю того, что Азербайджану пришлось бы капитулировать. И не надо уверять, будто кто-то извне этого не допустил бы. Нам говорили, что внешние силы не допустят взятия Агдама, потом говорили, что нам не позволят выйти к Араксу. Если об этих целях сказали бы в 1991 году, политики уверенно сочли бы их достижение невозможным.

Арцахская война была по существу национально-освободительной борьбой. К несчастью, в это время политическое руководство и в Ереване, и в Степанакерте было анациональным. Перефразируя известное выражение: в нужное время на нужном месте находились не те люди. Кроме идеологических концепций и платформ, очень важно, чтобы во время создания государства правильные люди оказались на правильных местах. Эту проблему мы, армянские бойцы, чувствовали и на фронте – ситуация была абсурдной. И если в такой ситуации нам удалось добиться результата, можно представить, чего бы мы достигли с национальным политическим руководством.

 

С точки зрения идеологии, по существу нет разницы между тремя президентами. Разница есть в отношении человеческих качеств. Главная вина Тер-Петросяна как первого избранного президента – пораженчество. Он не мог оценить весь потенциал нашего народа. Этот вирус начал передаваться и стал причиной сегодняшних ошибочных шагов Сержа Саргсяна в общенациональных вопросах. Однако Тер-Петросян готов был уступить свою власть, свое кресло. Его преемники не таковы, им важно прежде всего сохранить власть. Вот причина, которая ведет к катастрофе. Если еще несколько лет ничего не предпринимать, мы уже не будем в состоянии остановить процесс.


Давление извне

Давление держав началось еще в 1991 году. Империи навязывают другим свои правила, они хотят видеть Армению в том или ином виде. Это, несомненно, плохо, но не должно приводить к упадку духа. Если мы сами знаем, чего хотим, знаем, какой хотим видеть нашу страну, успех неизбежен, поскольку мы стоим ногами на своей земле. Например, я никогда не пытался создавать в Ливане для армян государство в государстве, реализовать там свои идеи относительно национального образа жизни. Мы должны сделать это на своей родине. Родная земля – самое главное обстоятельство, которое поможет одолеть любые препятствия.

В этом мире не все решается материальными факторами и прагматическими расчетами. Есть еще и духовное, есть то, что составляет для человека тайну. Одна из таких тайн – существование по сей день армянского народа. Если изучать историю и провести ее прагматический анализ, мы придем к выводу, что армяне должны были исчезнуть. Никто до сих пор не мог привести убедительную причину, каким образом мы сохранились в качестве армян. Это вновь приводит к идее миссии – мы есть, значит, есть программа, которую мы должны осознать и осуществить.

Несмотря на любое давление извне, успех обязательно придет. Главное – стоять на своей земле, иметь надежную точку опоры и в руководстве народом, политическими процессами подниматься над личными и групповыми интересами. В этом мире всегда будут и те, кто оказывает давление, и те, кто поддается давлению. Я больше виню вторых, чем первых. Надо не поддаваться давлению, сопротивляться, вот и все.

Сегодня мы в более выгодном положении, чем в начале прошлого века. Тогда в регионе действовали и соперничали Российская империя, европейские державы, США . Сегодня к этим силам добавились еще две крупнейшие державы – Иран и Китай – для нас это расширяет возможности маневра. В этом смысле геополитическое соперничество в регионе могло бы быть для нас выгодным при наличии состоявшегося армянского государства. Сегодня Армения не является фактором, она всего лишь инструмент, который другие пытаются использовать. Как только мы станем фактором, обязательно появится геополитическая сила, для которой мощная Армения будет выгоднее слабой.


Национальная политическая сила

Необходима новая политическая сила с новой логикой, новым духом, новым образом действий вне ложных правил и ложного этикета традиционной политики. Эта новая политическая сила должна быть национальной. Важные национальные вопросы следует включить в государственную программу. Ни в 1991 году, ни позже такого не было. Иногда внешне, по форме это имело место, но в содержательном смысле – нет. Речь идет не о национализме, но о необходимости сохранения национального, что не противоречит общечеловеческим ценностям. Мы ценим их очень высоко, но осуществление этих высоких ценностей видим через национальное. В этом наше отличие от всех форм космополитизма.


Инициатива «Сардарапат»

Смысл инициативы «Сардарапат» в том, что мы взяли на себя ответственность – возглавить сопротивление народа. Профессиональные «салонные» политики не в состоянии бороться с таким режимом. Движение «Сардарапат» не делит людей по партийной принадлежности, но объединяет всех ради главной задачи. Сегодня в опасности не только Арцах, но Армения и все армянское дело. Я – оптимист, и мы с малыми возможностями уже добились определенных результатов. Прежде всего надо воодушевить людей, и это уже удается. Вначале надо подготовить умы и души, а потом переходить к практическим действиям. Конечно, противник работает, старается нас маргинализовать. Но это уже невозможно.


Обеспечить тыл

Сегодняшний политический процесс больше похож на бой, чем на обычный политический процесс – поэтому надо в первую очередь обеспечить тыл, организоваться, а потом уже начинать работать среди людей. Нельзя спешить, один год ничего не решает. Мы должны идти к успеху, мы не имеем права начать дело впустую, распасться и разочаровать народ.

Остальным оппозиционным политическим силам мы говорим, что они прямо или косвенно вводят народ в заблуждение, не ведут его в правильном направлении. В том числе своей готовностью «цивилизованно» участвовать в очередных выборах. Мы, в отличие от них, утверждаем, что выборов на самом деле нет, есть назначение. Через выборы уже нельзя добиться перемен. Каким же способом их добиться? Мы пока окончательно не открываем скобки, но постепенно способы будут проясняться.

Мы считаем очень важным идейно оформиться, сплотить преданных делу людей. В итоге сплочения интеллектуалов должны сформироваться и наша идейная платформа, и кадровый резерв. Одной платформы мало, нужно показать, кто будет воплощать ее в жизнь. К власти должны прийти те, кто по своей природе предназначен для служения народу.

Перед нами стоит задача – создать государство с нуля. Сегодня мы имеем не государство, а его имитацию. Поэтому в первые годы, до сформирования качественно новой системы власти, огромную роль будут играть человеческие и нравственные качества отдельных людей. После сформирования здоровой системы она уже сама начнет отторгать людей с низкими моральными качествами.


Построить государственность

Пока мы на собственной шкуре не почувствуем необходимости иметь государство, оно не будет создано. Сейчас мы уже чувствуем эту необходимость. Для меня самая большая ежедневная боль – сознавать, сколько времени ушло и все еще уходит напрасно. Никто никогда не надеялся, что Бог даст нам 20 лет на создание своего государства. И в течение 20 лет главное делалось не на пользу, а во вред.

Наша задача – построить армянскую государственность, сформировать систему национального государства. Для ее осуществления недостаточно потенциала и силы армян Армении. Нужен общеармянский потенциал – физический, интеллектуальный, профессиональный, материальный. Потенциал опыта. Самое главное – создать за рубежом – там, где есть армянские общины – систему, которая обеспечивала бы безопасность движения сопротивления внутри Армении. Снова повторю: наша деятельность больше похожа на боевую, чем на традиционно-политическую в общепринятом смысле слова. Поэтому прежде чем начинать бой, надо всемерно обеспечить тыл. В этом смысле активная часть армян Спюрка, которые озабочены будущим Армении и готовы идти на определенные жертвы ради дела, должна составлять хребет нашего тыла. Сегодня мы интенсивно работаем в этом направлении.


Не делать ставку на личность

Мы хотим, чтобы среди мыслящих людей и в Армении, и за рубежом пошло брожение, и после этого станет ясно, что представляет собой «Сардарапат» – движение, платформу или нечто другое. Написать манифест несложно. Но мы хотим, чтобы идейное объединение не было искусственным. Не стало в очередной раз объединением вокруг одной личности. Личность, конечно, играет свою роль, но это первый опыт в армянской реальности за долгое время, когда мы вместо одного предводителя хотим создать руководящую группу. Группу, где решения принимаются коллегиально, группу, которая не будет единственной – нужно сформировать второй и третий эшелоны, поскольку мы имеем дело с репрессивной системой и должны быть готовыми ко всему.

Группа – это тоже личности. У нас есть авторитетные представители разных слоев общества: люди искусства, ветераны войны, ученые, молодые активисты. Именно так мы сможем активно вовлекать в свою работу общество. Участие молодежи особенно важно. Если большинство членов нашего движения не будет составлять молодежь, наше дело проиграно.


Правила борьбы

На какие общественные силы можно опереться в борьбе за перемены в Армении? В первую очередь надо действовать вне того политического поля, которое полностью оккупировано диктатурой. Тут я имею в виду способ и логику деятельности. До сих пор главная ошибка оппозиции режиму состоит в неверных оценках. В течение 10-12 лет оппозиция пы- талась действовать так, как будто имеет место политический процесс в классическом, европейском понимании этого слова. Но речь идет не об авторитарном режиме, а о диктатуре. По моему мнению, наша страна оккупирована, и не имеет значения, кто находится по главе этого оккупационного режима – армянин или иностранец. Этот режим нам чужд, эта система нас угнетает. Наиболее яркое свидетельство: только в Армении у армянина проблемы с тем, чтобы заработать себе на хлеб. Больше нигде у него нет таких проблем. Да, есть за границей армяне среднего достатка, но нигде у них нет таких проблем, как в Армении. Нигде армяне не попрошайничают, только на Родине. Не говоря уже о положении в других сферах – образования, культуры и проч.

Нельзя в своих оценках ограничиваться указанием на то, что конституционный порядок не работает, реформы правильно не проводятся. У сегодняшней системы одна цель – обогащаться за счет эксплуатации народа, сохранить свою власть. Если мы правильно будем оценивать сегодняшний режим, мы поймем, что традиционными политическими методами его нельзя отстранить от власти.

Конечно, наряду с неверными оценками имеет место общая неорганизованность оппозиции. Она до сих пор не предложила серьезной альтернативы. Наш народ шел голосовать не за Тер-Петросяна или Демирчяна, он голосовал за оппозицию только по одной причине – желая перемен. Мы, «Сардарапат», предлагаем выйти за рамки этой логики, дать правильные оценки и сопротивляться режиму по принятым сегодня в мире законам и правилам игры. Не по правилам властей, но по правилам времени, ведь каждое время имеет свои правила игры.

Конечно, говоря о движении сопротивления, мы не призываем выходить на улицу с оружием в руках. Мы говорим о сети очагов гражданского сопротивления. В ходе развития такого метода действий формируется представительная группа, готовая руководить народом. Еще раз подчеркиваю – группа, а не предводитель. Группа нужна для выработки коллегиальных решений, для того, чтобы в случае нейтрализации одного человека дело не остановилось.

Мы хотим твердыми, устойчивыми шагами постепенно продвигаться вперед, пусть мы позднее достигнем результата, но достигнем его. Другими путями другие политические силы, которые я большей частью называю «мертвыми душами», никогда не смогут изменить ситуацию. Они знают одно: участвовать в выборах. В результате такого подхода АОД едет в Европу подписывать коммюнике вместе с азербайджанским Мусаватом и другими партиями. Дашнакцутюн едет в Баку участвовать в очередной конференции Социнтерна. Все знают, кто контролирует Социнтерн, кто автор проекта Южного Кавказа, все помнят этот британский проект еще со времен Закавказского сейма. Образ действий и АОД , и Дашнакцутюн только на пользу действующим властям.

Пришло время создать здоровое внепартийное движение, опираясь не только на честных граждан в Армении, но и на тех людей в Спюрке, которые хотели бы создать в Армении армянское государство. Весь этот потенциал надо организовать и только потом выступить с задачей устранения системы. Я убежден, что система очень слаба, поскольку знаю пирамиду власти изнутри.

Я не согласен с разговорами о том, что наш народ испортился, ни на что не годится, что народу пришел конец. Наш народ не удастся запугать. Поверхностные явления часто обманывают, нужно проникнуть внутрь. В тот день, когда сформируется представительная руководящая группа и твердо скажет свое слово, произойдет мобилизация всего народа.


Роль Спюрка

«Сардарапат» отличается от остальных сегодняшних политических сил тем, что, по нашим убеждениям, в создании государства, в сотворении Родины олжно принимать участие все Армянство, а не только те, кто проживает сегодня в Армении. Несомненно, я имею в виду активную часть Армянства. У нас сформировался отрицательный стереотип – граждане Армении и армяне Спюрка не должны вмешиваться в дела друг друга. Он вошел в оборот с 1991 года, постепенно укоренился, Роберт Кочарян его усовершенствовал, и он действует до сих пор. Мы считаем, что этот стереотип пора отбросить – каждый армянин, где бы он ни жил, безусловно, имеет право вмешиваться в те стратегические процессы, которые связаны с безопасностью нашего народа. Даже армянин из Зимбабве имеет право спросить, что вы строите в нашем Ереване, почему превращаете его в Вавилон?

Армянин имеет моральное право влиять на положение вещей здесь, в Армении, работать для его изменения. Мы хотим распространить это самосознание среди зарубежных армян – вне зависимости от того, когда они сами или их предки покинули Армению. Мы должны использовать потенциал тех, кого беспокоит ситуация в Армении. Сейчас мы активно работаем в зарубежной армянской среде, чтобы найти и сплотить интеллектуалов, наших единомышленников. И потом вместе определить функции этого сформировавшегося за границей ядра, которое должно способствовать созданию государства и сотворению Родины.


Этапы организации Армянства

Мы, армяне, должны разделить свою работу на несколько этапов. Вначале осуществить системные изменения в Армении в сфере политики и власти, построить на этой земле национальное государство. Для этого и был создан «Сардарапат». В борьбе за перемены должны иметь возможность принять участие все озабоченные судьбой Родины армяне – и мы обязаны создать для этого механизм. Возможности Интернета сильно облегчают решение нашей задачи – он словно специально создан для наций, имеющих значительную диаспору.

На втором этапе необходимо организовать Спюрк. Знамя, под которое можно собрать Спюрк, – это правительство Западной Армении в изгнании и парламент Западной Армении.
Третий этап на перспективу – здесь, в Армении, должен быть создан представительный орган, и вместе с представительным органом западных армян необходимо сформировать объединенный Конгресс. Он должен периодически собираться для решения общеармянских проблем.

Но пока что, подчеркиваю, приоритетом являются системные изменения в Армении. Если это не удастся, все остальное бессмысленно. Без этого Спюрк нельзя организовать, поскольку самостоятельно самоорганизоваться он не может, и никого в этом обвинять не нужно. Там есть много патриотов, но генератор должен работать здесь. Сегодня система власти не дает запустить этот генератор.

В стратегических проектах решающее слово должно быть за армянским государством и народом, проживающим на Родине. Правительство в изгнании нужно использовать как механизм организации Спюрка, но не как альтернативный армянскому государству центр силы, который смогли бы использовать в своих интересах иностранные спецслужбы. Спюрк должен иметь формы для осуществления своей политической деятельности на пользу внешней политики армянской государственности.

Все, о чем я здесь говорю по поводу второй и третьей фаз, – это не окончательная истина, и я не имею права настаивать, что должно быть так и только так. Думаю, в ближайшем будущем по этой тематике должны пройти серьезные семинары – открытые и закрытые.

Проект правительства и парламента Западной Армении в изгнании содержит в себе большую потенциальную энергию, поэтому спецслужбы крупных держав хорошо его отслеживают. Не случайно в последние четыре-пять лет мы слышим о различных группах, различных «деятелях», пытающихся реализовать в том или ином виде этот проект. Несомненно, большинство этих групп и «деятелей» в действительности – креатуры иностранных спецслужб. Их цель – испортить, дискредитировать идею. Но мы тоже действуем и отслеживаем ситуацию. Армянам, готовым работать на благо своей Родины, нечего делать в этих организациях – нужно создавать новые. Сейчас много говорят о Всемирном Армянском Конгрессе, единой системе для всего мирового армянства. Мысли, казалось бы, актуальные, но цель и здесь та же самая – испортить правильную идею. То же касается и термина «Армянский мир» Тиграна Саркисяна – нужно испортить серьезные слова, мысли, проекты. Например, «Армянский банк» – здравая мысль, но при реализации суть дела будет извращена.

Нам нужно решить задачу первого этапа. Построить государственность, а затем создать в Армении собственные спецслужбы, которых до сих пор фактически нет. Нельзя проводить внешнюю политику без таких спецслужб, это абсурд – поэтому пока нет и внешней политики.


Спюрк необходимо сохранить

Перемены в Армении и Спюрке должны происходить параллельно. Если нам удастся здесь создать демократическое движение, привлечь к нему людей и иметь единомышленников в Спюрке, эта проблема будет решаться. К счастью, есть еще независимый интеллектуальный потенциал в Спюрке – мы уже устанавливаем с ним контакты. Как бы ни старались испортить правильные идеи и проекты, есть люди, готовые работать над их реальным осуществлением.

Кроме того, армяне, которые являются гражданами той или иной державы, могут очень многое сделать в рамках законодательства своей страны. Я вообще против мысли о том, что главная задача – максимальная репатриация. Если нам удастся создать Армянское государство на Родине, Спюрк надо на длительное время сохранить, оздоровив его и разными способами защищая от ассимиляции – в США и на Ближнем Востоке это легче сделать, чем в Европе или России.

При теперешнем положении вещей даже в Ливане армянская община может исчезнуть, но если в Армении создать государство, вести государственную политику, такой проблемы не будет. Я уверен, что и через пятьдесят лет в том же Бейруте вырастет поколение, готовое отдать жизнь за Армению. Спюрк для Армении – важное оборонительное средство, а сейчас его превратили в оружие против нас, которое используют внешние силы.


Национальная идея и социальная справедливость

На многих в Армении подействовали пропагандистские стереотипы извне о том, что для национально мыслящих людей понятие прав человека вторично. Это большая ложь. Мы никогда не видели такого противоречия. Носителем общечеловеческих ценностей в первую очередь является именно национальный человек. Мы не представляем себе такую национальную идеологию, где не доминировала бы идея свободы. И в первую очередь – не доминировал бы вопрос достоинства человека. Социальная справедливость для нас – первоочередная вещь. Нельзя говорить о национальном в условиях социальной несправедливости. Ставить права нации выше прав человека – это преднамеренное искажение. Первое дело для нас – человеческое достоинство, способность человека созидать. Государство, страна существуют для того, чтобы личность свободно могла созидать, творить. Нельзя беспокоиться о судьбе освобожденных территорий и одновременно мириться с тем, что в полиции могут убить задержанного парня. В первую очередь нужно установить порядок внутри, в противном случае бессмысленны все освобожденные территории.

Сегодня в армии многое не в порядке, потому что генерал не видит в солдате равного себе человека, а видит раба. Сама система портит людей, когда руководят при помощи материальных рычагов, целенаправленно развращая и ставя от себя в зависимость.

Наше отношение к свободе и достоинству личности проявляется уже в том, что «Сардарапат» не навязывает обществу готовых идей. Наша идеология окончательно сформируется в итоге решения нескольких сотен мыслящих людей, которое обобщит их созревшие мысли и волю к победе.

Мы, армяне, живем в очень сложный период времени взаимной нетерпимости, взаимного непонимания. Многие не хотят вступать в политические организации, потому что за 20 лет видели в политике много негатива, и это нужно учитывать. Поэтому нам очень важно налаживать взаимопонимание, по достоинству оценивать друг друга. В «Сардарапате» нет механизма членства. Есть степень участия, и человек сам принимает решение по этому поводу.

Нашей инициативе исполнился ровно год. Однако с первых дней известные СМИ – не только проправительственные, но и оппозиционные, и западные якобы «свободные» армянские СМИ – ни одним словом не обмолвились о «Сардарапате», хотя мы провели за год больше пятидесяти мероприятий.


Против потребительского материализма

Не мы одни считаем, что мир идет к разрушению. Здоровые силы в самых разных странах понимают это и пытаются противостоять. Я уже говорил, что силы, несущие общечеловечские ценности, могут добиваться результата только через национальное. И общечеловеческий путь складывается из национальных путей.

Борьба идет и в других странах – против потребительского материализма, против вырождения человечества. И волна от нашего будущего успеха достигнет других народов, поможет им в их борьбе. Однако у нас положение гораздо более острое по разным причинам – нашего окружения, демографической ситуации. Вдобавок система, которая управляет нашей страной, исключительна по своему корыстолюбию. На Западе правящий класс не относится к крайним материалистам, он во многом служит государственному интересу. В Армении самые крайние материалисты находятся на вершине власти. Потребительский материализм развился у нас прежде всего наверху, а для народа, утверждаю со всей ответственностью, – материальное еще не все.


Осознать свою вину

Во всем можно найти свою закономерность, и мы заслужили все, что с нами происходит. Если сегодня происходит нечто плохое для нации, каждый должен осознать часть своей вины, изменить образ жизни и вместе с другими добиться перелома к лучшему. Я и все те, кто разделял мои взгляды, виновны в том, что не создали движение, подобное «Сардарапату», уже давно, когда начали стрелять в спину таким как Ашот Бекор. Мы не относились к этому безразлично, но доверяли тем или иным действующим политикам и политическим силам, которые, по сути, не были национальными. Как говорят, лучше поздно, чем никогда. Нужно обязательно исправить тот ошибочный ход событий, который начался с 1992 года. Проблема в том, что нельзя ожидать от всего народа одновременного изменения образа жизни. Вначале группа людей должна сформулировать платформу будущего Армении, где красной нитью проходила бы идея о том, что означает жить по-человечески, в гармонии. Эти люди должны не только говорить об этом, но и сами жить такой жизнью, действовать по этим принципам, бороться ради будущего.